О Фроле Минаеве писал исследователь донского казачества Григорий Левицкий в своей книге «Черкасск и его достопримечательности». По его словам, дом этого атамана являл собой «какое-то странное смешение азиатских черт с древнерусским вкусом». Он стоял на высоком четырехугольном срубе, напоминающем крестьянскую клеть и именуемом «амшанником». Со всех сторон были пристроены высокие крыльца с лестницами. На крышах имелись деревянные или жестяные фигурки, играющие роль оберега от чар и колдовства злых людей.

При доме был построен двор с конюшней и псовой. Там же имелись хозяйственные постройки: летняя кухня, ледник, погреба. Для того, чтобы за всем этим хозяйством присматривать, Фрол Минаев нанял прислугу из людей, часть из которой приехала с ним из Москвы в 1672 году. Известно, что именно тогда он, будучи главой казачьего посольства, был принят царем Алексеем Михайловичем, который беседовал с ним о делах Азовских и Крымских. Московская жизнь подсказала Фролу Минаеву, что дворовые люди должны быть приучены к этому делу. Но в основном прислуживали ему пленные турки и татары, которые, впрочем, не притеснялись и даже получали жалованье. Они называли хозяина «бачкой».

В доме казачьих старшин обязательно была комната для приема гостей, так называемое «зало». Будь то «русские дворяне, азовский ага, турецкие паши, горские князи, знатные татарские мурзы», гости — приятели тогда звались на калмыцкий лад – кунаками. По имеющимся традициям «кунак к кунаку без дорого подарка явиться не мог».

«За столом от стаканов до чаш и блюд – всё было из серебра», — писал историк В.Д. Сухоруков, особо подчеркивая, что в 17 веке это было уделом только царского двора, и к нему приближенных. Для сведения, дворяне массово начали пользоваться серебряной посудой только в конце 18 века.

Принимал гостей богатый атаман в «бархатном кафтане на пупках собольих, ценой в сто рублей». Много ли это, или мало, можно судить по воспоминаниям одного заезжего голландца, который купил золотую цепь, длиной в сажень (примерно 2 метра 13 сантиметров) за сорок рублей. Кстати, богатства свои, за исключения оружия, украшающего стены, казаки хранили в погребах, дабы защитить от частых пожаров. Вслед за Минаевым в Черкасске появились и другие богатые донцы, которые обзавелись прислугой и начали разумно вести свое хозяйство. Особо известны династии Платовых, Грековых, Яновых, Родионовых, Турчаниновых, Камшацких, Сулиных, Гордеевых.

Казаки были людьми рассудительными и старались иметь свое обоснованное мнение. Среди них ценилось логическое мышление и способность аргументации. Помимо Круга часто велись и казачьи беседы, которые продолжались до утра. Старые воины рассказывали о своих боях, подчеркивая удачные решения, которые способствовали победам. При этом молодые казаки стояли вдоль стен и внимательно слушали. Это были своеобразные курсы военного дела. Обсуждались и политические, и церковные, и хозяйские дела.

Кстати, на одном из таких вечеров было принято решение о выдаче Разина Москве. В первую очередь произошло это потому, что доводы царя им виделись правильнее и справедливее, чем сумасбродство буйного атамана. Таким образом, авторитетные казаки руководствовались не страхом перед царем, а теми общественными выгодами, которые несла церковная организация жизни, сопротивление которой в существенной степени стало причиной восстания. Кстати, именно по этой причине был казнен Ефрем Петров, которому пророчествовали войсковое атаманство. Зато его сына ждала куда лучшая участь.

Казачий дом, который называется Курень, в переводе означает «круглый дом». Не углы круглые, а комнаты в доме расположены по кругу вокруг печки. Курень строился на высоком каменном подклете. Подклет это не жилое, а подсобное помещение. Курень в плане имеет форму квадрата, крыша четырехскатная, крылась камышом или чаканом.

Дом строился так, что глухой стены не было, это чтобы у казака всегда был хороший обзор, ведь казаки до конца 18 века жили на военном положении. Все окна закрывались ставнями, днем от жары, ночью в любое время от неприятеля. С трех сторон дома строился узенький балкончик, который называется «балясник», по нему ходили и закрывали ставни. Балясником называли и крытый балкон, который имел либо собственную крышу, либо как в данном случае, занимает угол дома.

Вдоль одной из стен строился длинный, крытый коридор, который назывался «Галдарея». Каждый курень имел крыльцо, которое называлось «рундук». Во время наводнения, только подплыв к рундуку можно было попасть в помещение. Деревянные курени окрашивали синей или жёлтой краской природного происхождения.

Ставни и резьбу на окнах окрашивали белой краской, что придавало куреню очень нарядный вид. Резьба на домах появляется только в 19 веке, сами казаки не занимались ремеслами, для строительства и украшения своих куреней нанимали пришлых на Дон людей, которых называли иногородними.

В 18 веке в Черкасске богатые казаки стали строить себе каменные дома-крепости (по примеру Фрола Минаева).

Общежитие донских казаков в 17 и 18 столетиях. Новочеркасск 1892 г. (фрагмент)

Частная жизнь донцов в конце XVII и в первой половине XVIII века.


Донские атаманы, вводя новшества в своем общежитии [образе жизни], всегда умели удерживать старинную простоту, которая господствовала у их предков. Фрол Минаев, живший в последней половине XVII века, поступал не иначе.

Мы уважаем память сего героя; предки же наши, его современники, еще более чтили его заслуги. Около сорока лет предводительствуя полками храбрых, быв не менее двадцати раз избираем в войсковые атаманы, он, наконец, управлял мнениями и сердцами народа. Пятьдесят лет деятельной, военной жизни доставили ему значительное богатство. Быв часто в Москве в посольствах ко двору, проведши там в начале царствования Петра I довольно долгое время, уважаемый Государем и боярами, он присмотрелся к образу жизни тогдашних вельмож русских и в старости своей любил иногда показывать у себя заимствованную от них пышность.

Обширный дом его, лучший в Черкасске, стоял на прекрасном месте. Пленные татары и турки составляли его прислугу: они смотрели за конюшнею, за псовою охотою, за чистотою и порядком двора; в праздное время были обыкновенными его собеседниками. Фрол обращался с ними, как товарищ, по-братски; в военное время они сопутствовали ему в походах, любили старика искренно и называли обыкновенно: батька. Без гостей они обедали и ужинали с ним вместе; при гостях служили ему за столом. За большими обедами, или когда атаман угощал особ, к которым хотел показать особенное внимание, служили ему, кроме пленных, три сына его, герои в битвах, не раз уже предводительствовавшие полками казаков.

Минаев с детства привык провождать время в беседах казачьих, и тут, не требуя для себя никакого предпочтения, даже сам вставал пред стариками. Всякий казак называл его просто: ты, Фрол Минаич, или: твоя милость. Летом каждый день, пред закатом солнца, видали его в кругу старых воинов, кои, собравшись к дому его побеседовать о житье-бытье, располагались на скамьях под навесами крылец. Сюда приходил всяк, кто хотел, без зову. Старики рассказывали о своих походах, о делах предков; молодые, почтительно стоя в сторонке без шапок, со вниманием слушали отцовские повести, из которых учились военному делу. Часто рассказы сии, столь близкие к сердцу каждого казака, воспламеняли души стариков, а особливо когда напоминали об отличном подвиге которого-нибудь из собратий. Лицо Фрола Минаевича блистало тогда радостью. — «Это важный слуга, — говорил он, — и стоит, чтоб в честь его выпить». Тотчас являлась стойка пенистого меда, и сыновья Фрола подносили старикам заздравные кружки. Из молодых казаков разве отличнейшие храбростью удостоивались иногда получать из рук Минаева кружку меду, и это почиталось весьма важною наградою. Случалось, в веселом расположении духа, вспоминать таким образом многих важных слуг, достойных почетной чары; тогда простой разговор становился недостаточен для прославления их подвигов; воспламененные старцы запевали свои богатырские песни.

Часто Фрол Минаевич приглашал к себе гостей; для встречи приходивших к нему выходил сам с женою и детьми на крыльцо и, взяв гостя под руки, вводил в комнату, прося милости — в его родительском дому хлеба-соли покушать. Угощение его доказывало избыток: каждому посетителю подносили мед из жалованного царского ковша, которых Минаев имел более 20. Никто из приглашенных не мог уйти прежде другого; но все вместе оставляли беседу, в которой часто заставало их утро.

С особенною пышностью угощал атаман русских дворян, азовского агу, турецких пашей, горских князей, знатных татарских мурз. Все эти азиатцы, находившиеся с ним в дружеских связях, часто нарочно приезжали в Черкасск для свидания с Фролом Минаевичем; он принимал их в комнате, устланной богатыми персидскими коврами; вдоль по стенам с одной стороны были лавки, а с другой — простого дерева раздвижные стулья, на кои клались, собственно для сего случая, шелковые подушки, шитые золотом. На стенах висели оружие и сбруя: пищали, ружья, фузеи, сабли, шашки, кинжалы, шебалташи (*), рога, луки, колчаны со стрелами, чеканы, ронзыки (**) и проч. Это вооружение, все оправленное серебром, развешено было с таким вкусом и в таком порядке, что, составляя для глаз приятную картину, оживляло в душе воинов величественные воспоминания. За столом, от стаканов до чаш и блюд, все было из серебра. Хозяйке не запрещалось показываться гостям, и Фрол Минаевич, кажется, был первый на Дону, у которого общества украсились присутствием женщин.

Любя и уважая почтенного старца, многие донские старшины ему подражали. Поздеевы, Кумшацкие, Серебряковы, Кутейниковы, Машлыкины отличались уменьем жить, ласково принимать и угощать беседы [гостей/собрания].